ПОЦЕЛУЙ ВРАГА

Алина Дием 21.09.17 15:58

   Кроме хороших и светлых людей, которые меня окружали в детстве, был у меня личный враг. Тёмный человек. Дальний родственник по жене – тёте Кате. Он жил на нашей улице, совсем недалеко. От него ужасно пахло вонючим плохим табаком. Я не назову его фамилию, а буду называть его Курильщик, чтобы не обидеть его возможных внуков. Впрочем, я и не знаю, есть ли у него внуки.
   Он приходил в наш дом довольно редко, к счастью. Садился на лавку у входа и разговаривал с дедом. Не помню, чтобы бабушка его угощала чаем в будние дни, а в воскресные он никогда не приходил. Думаю, что Курильщик понимал, как мы с бабушкой его не любим. За что его не любила бабушка, я не знаю. Возможно, за табачный дух, но, скорее всего, за скверные смешки и словечки. «Он ощеулит, а ты заплатишь», – так говорила бабушка после ухода Курильщика пристыженному деду. Дед по мягкости своего характера не мог отвадить противного Курильщика.
   Я его терпеть не могла из-за того, что Курильщик меня хватал и норовил поцеловать. Вы не представляете мой ужас! Я отбрыкивалась, вертелась и визжала, бабушка и дед спешили на помощь и буквально вырывали меня из его цепких лап. Бабушка недовольно ему выговаривала, а он ехидно посмеивался. Иногда Курильщику удавалось поцарапать мои щёчки своей вонючей щетиной, и я, вырвавшись, убегала и пряталась под маминой кроватью, где бессильно и обиженно ревела.
   Если мне удавалось увидеть его через окно кухни, когда он входил в наш двор, то я сразу неслась в моё убежище под кровать. Но иногда дверь в кухню открывалась внезапно, без стука и предупреждения Курильщик вламывался в наш дом, и я пыталась прошмыгнуть мимо него. В этот момент Курильщик подло ловил меня и пытался поцеловать, вот тут-то и разгоралась наша борьба.
   И вот, представьте себе, в тот чёрный вечер, когда умерла бабушка, в дом Курильщика меня послала растерявшаяся мама, чтобы только услать меня куда-нибудь от вида смерти подальше и не видеть моего перевёрнутого, бледного и застывшего в болезненном недоумении, лица. Мама сказала, что я должна идти к Курильщику и сообщить о смерти бабушки. Она предполагала, что родственники должны меня утешить и присмотреть за мной.
   По тёмной улице я подошла к дому Курильщика, в котором когда-то была всего один раз с дедом. Никак не могла переступить порог тёмных сеней, мои ноги не шли. Потом всё-таки я поскребла по тяжёлой двери для вежливости и вошла в освещённую кухню. Чужое тепло пахнуло на меня, я прислонилась к косяку входной двери. Тётя Катя спешила ко мне, издали из угла смотрел Курильщик. Спазмы так сжали моё горло, что я и дышать не могла, не только слово молвить. Я молчала. Тётя Катя с угасающей улыбкой тревожно смотрела на меня, пытаясь за рукав подтянуть в центр кухни, поближе к свету. Я упрямо осталась у двери, глядела исподлобья. Наконец, мне удалось сглотнуть и я смогла выронить эти ужасные слова – «Бабушка умерла».
   Потом повернулась и еле отворила тяжеленную дверь. Как и когда я дошла домой, я не помню. Курильщика после похорон бабушки я не видела долгие годы.
   Но вот что странно. Через двадцать семь лет, в апреле 1990 года, когда мы с мамой приехали в Кунгур, то моя двоюродная сестра Валентина Бабушкина сказала нам, что Курильщик и его жена живы, живут в том же доме. Мы шли от моста по нашей улице Гагарина на Всехсвятское кладбище, подошли к нашему дому, постояли у него, сфотографировались. Было очень тяжело на душе. Дом был в чужих руках. Мы с мамой еле сдерживали слёзы.
   «Раз уж мы здесь, то надо бы увидеться с тётей Катей и с дядей Толей, а то неудобно...» – сказала мама. У неё в сумке ещё оставались наши полтавские гостинцы – коробки шоколадных конфет. Идти к Курильщику я не хотела, но Валя и мама не спеша пошли к их дому, и мне ничего не оставалось, как плестись за ними следом. Виталий Архипов нас сопровождал, как всегда, не возражая.
   Дальние родственники встретили нас у ворот на солнечной скамеечке. После сухого «здравствуйте» я отошла подальше, вроде бы сделать фотографии их дома издали. Курильщик, всё так же посмеиваясь, тут же стал громко рассказывать, как я пришла к ним и стала у дверей, никак не могла сказать, что бабушка умерла. Возникла неловкая пауза. Слова Курильщика были явно не к месту. Оказывается, это его потрясло тогда, раз он помнил все эти долгие двадцать семь лет бледную девочку с пересохшим ртом и ненавидящим взглядом. Мама вручила тёте Кате конфеты, а от предложенного чаепития отказалась, и мы пошли дальше, на кладбище.
   Странно и то, что моя детская ненависть к этому старику не исчезла ни тогда, спустя двадцать семь лет, ни сегодня, когда я пишу о нём.
   Потом в жизни мне пришлось сталкиваться с подобными людьми, от которых даже без видимых, на первый взгляд, причин мне становилось не по себе. Еще позже я научилась избегать их, сводя на нет их усилия напакостить.
   У меня по наследству твёрдый бабушкин характер, даже молчание становится моим оружием.
   К сожалению, мой любимый дед угодил в ловушку Курильщика и трагически за это поплатился жизнью. Ослабевший от горя после смерти бабушки-защитницы, дед превратился в лёгкую добычу, и хищный Курильщик зачастил в наш дом. Частенько прихватывал чекушку, угощал деда. В безмерном одиночестве души без своей Насти дед общался с ним. А нас с мамой не было рядом, уже в августе печального 1963 года мы уехали. В доме с дедом поселилась семья его старшей дочери Анфисы Архиповой. Они переехали из Осы. Деду без бабушки было нестерпимо тяжело, ничто не могло его утешить. Каждый день в любую погоду ходил он к бабушке на могилку, поговорить, пожаловаться, поплакать. Прожили дед с бабушкой в законном браке ровно пятьдесят лет, но золотой юбилей не отметили из-за скромности да безденежья.
   Через два тоскливых года в декабрьский мороз старики согревались принесённой Курильщиком бутылкой какого-то технического спирта и отравились. Курильщик, отблевавшись, всласть наматерившись, спас свою жизнь в больнице. А дед молчал, сжав зубы от нестерпимой боли в сожжённом желудке, ни разу не пожаловался из-за своей врождённой деликатности ни дочери с внуком, ни врачу, ни медсёстрам. После четырёх дней молчаливой муки дед умер в больнице 25 декабря 1965 года. Ему было всего семьдесят лет. Если бы бабушка была жива, то жить бы им ещё много лет вместе. Ах, если бы, если бы...
   После телеграммы тёти Фисы, которая нас с мамой повергла в отчаяние и горе, пришло большое письмо тёти Дуси с описанием трагических обстоятельств смерти деда. Мы с мамой уревелись, а поехать на похороны не смогли – слишком далеко к тому времени заехали от родного дома и у нас не было ни денег, ни времени добраться обратно в Кунгур из Донбасса. Последняя ниточка – дед – оборвалась. Прошлая жизнь, как непривязанная лодка, уплывала вдаль.

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
		1	2	3	4	5
6	7	8	9	10	11	12
13	14	15	16	17	18	19
20	21	22	23	24	25	26
27	28	29	30	31