История населения бассейна р. Сылвы в первой половине второго тысячелетия н.э.

   Актуальность темы. Реферируемая работа посвящена реконструкции этнокультурных и этнополитических процессов, происходивших в Сылвинско-Иренском поречье в первой половине II тысячелетия н.э. В ней определяется место региона в политической жизни Восточной Европы, рассматривается история населявших его народов – их генезис, развитие, уровень хозяйственного и общественного развития, религиозные представления. Анализируется процесс сложения некоторых народов Волго-Уралья. Привлечение новых археологических данных, анализ и переосмысление письменных и материальных источников позволяют взглянуть на историю этого края и генезис народов, его населяющих, с новых позиций, ликвидировать имевшуюся историко-хронологическую лакуну.
   Хронологические рамки исследования определены в названии работы -первая половина II тысячелетия н.э., традиционный временной интервал для финноязычных народов  России, в том числе для проживающих на сопредельных территориях коми и удмуртов. В. предлагаемой работе они несколько изменены: нижняя опущена до середины IX в. (окончание функционирования неволинских памятников), а верхняя до начала ХVII в, (русской колонизации края) — что позволяет в целом проследить историю региона и его населения без хронологических разрывов и лакун с "эпохи великого переселения народов" до наших дней.
   Цель и задачи исследования. Целью настоящего исследования является реконструкция с наибольшей достоверностью и полнотой исторических процессов, происходивших на территории Сылвинско-Иренского поречья в первой половине II тысячелетия н.э. Задачи обусловлены поставленной целью: сбор имеющихся данных, как письменного, так и археологического характера, их критический анализ; обобщение  и систематизация с последующей их интерпретацией.
   Научная новизна и практическое значение  работы. Предлагаемая работа является первым опытом обобщающего исследования истории населения бассейна р.Сылвы в первой половине II тысячелетия н.э. В научный оборот вводятся новые археологические материалы, позволяющие взглянуть на ситуацию с совершенно новых позиций. Детальный анализ  корпуса письменных источников дает возможность найти решение ряда проблем этноисторического и этнокультурного плана. В целом же, обобщение разнообразных источников позволяет проследить динамику процессов, происходивших в регионе на протяжении семи столетий.
   Результаты исследования использованы в ряде работ, освещающих различные аспекты этнокультурной истории народов Волго-Уралья. Полученные  автором результаты и выводы использованы в лекционных курсах и чтении специальных дисциплин в высших учебных заведениях, отражены в учебных пособиях и монографиях по истории и археологии Урала, применены при создании экспозиций в краеведческих и археологических музеях.
   Источники.  Для решения поставленных задач привлечены различные группы источников. Основу работы составили археологические материалы и письменные памятники. В первом  случае использованы материалы шести стационарно исследованных поселений и двух могильников (56 погребальных комплексов), а также данные, полученные в ходе разведочных работ и  при изучении иновременных памятников. Археологические коллекции получены в ходе исследовательской деятельности А.А.Спицына, В.Ф.Генинга, Р.А.Шокшуева, Р.Д.Голдиной, Н.В.Водолаго, Г.Т.Ленц, И.Э.Киржнер, И.Ю.Пастушенко и хранятся в фондах Государственного Эрмитажа, Кунгурского краеведческого музея, Удмуртского,  Пермского, Уральского университетов.
   Письменные источники гораздо многочисленнее и разнообразнее - это сочинения и записки западноевропейских  путешественников, сведения арабских географов, русские летописи, жития, документы делопроизводства XVI-XVII в.в. В работе использованы также данные картографии и фольклора (исторические предания, эпосы), а в отдельных случаях топонимии и лингвистики.
   Апробация результатов исследований. Основные положения работы изложены в 5 научных статьях и тезисах обобщающего характера. Отдельные разделы исследования в виде докладов были апробированы на различных региональных конференциях и совещаниях (Пермь 1989, Сыктывкар 1991, Елабуга 1992, Ижевск 1992, Екатеринбург 1993), а  также на международном конгрессе истории финно-угров в 1993 г. в Оулу (Финляндия).
   Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения. В приложение включены списки использованной литературы, архивных материалов, каталог памятников, справочные и статистические таблицы, альбом иллюстраций, указатели к рисункам.

   Во ВВЕДЕНИИ обоснованы выбор и актуальность темы диссертации, сформулированы цель, задачи и научно-методические принципы исследования, определены научная новизна и практическая значимость работы. Здесь же дано физико-географическое описание сылвинского бассейна и особенностей его природно-климатических условий.

   ГЛАВА I. История изучения археологических источников и историография. Первые сведения об археологических памятниках Сылвинско-Иренского поречья встречаются в писцовых книгах М.Кайсарова (1623-1624 г.г.) и межевых документах ХVII в. О двух городищах в устье р.Сылвы сообщал в 1775 г. И.Г.Георги. Спустя сто лет И.Р.Аспелин опубликовал вещи Шестаковского клада и Устъ-Иргинского могильника. Отдельные сообщения, порой крайне интересные, имеются в работах В.И.Шишонко, Ф.А.Теплоухова, П.П.Пономарева, Ф.А.Прядильщикова, М.А.Новоселова, в том числе о городищах Лобач, Подкаменное и Кишертском могильнике.
   В конце 90-х  г.г. прошлого  века Н.Н.Новокрещеных и А.А.Спицын провели первые полевые исследования в бассейна р.Сылвы. Обследован ряд городищ, проведены раскопки  Бродовского, Горбуновского, Плехановского могильников, которые были отнесены А.А.Спициным к кругу древностей ломоватовского типа и датированы VIII-IX в.в. В различные музеи и собрания поступило большое количество предметов с памятников этого края.
   Близ г.Кунгура на усадьбе крестьянина А.Белянкина в д.Селянино Озеро обнаружено несколько погребений с серебряными, бронзовыми и железными вещами, к сожалению, утраченными. В 1899 г. место находок было обследовано Н.Н.Новокрещеных, а в 1901 г. А.А.Спицыным изучены 19 погребений и собраны сведения о разрушенных могилах. Подробные описания не сохранились, имеются лишь черновые записи и рисунки в личном архиве ученого, а в атласе Я.И.Смирнова были опубликованы серебряные сосуды из материалов некрополя. А.А.Спицын датировал могильник XII-XIV в.в., сравнивая его с синхронным Шабановским. Он отмечал их принадлежность к разным племенам и культурам.
   После революции наибольший интерес к истории и археологии проявлялся краеведческими музеями и обществами по изучению местного края. Наиболее профессионально, но, к сожалению, недолго, работал в поречье А.В.Шмидт, которым был  обследован ряд поселений и начато изучение Неволинского могильника. Со второй половины 30-х г.г. началось детальное изучение районов Пермского Приуралья. Н.А.Прокошевым обследовано устье р.Сылвы, собраны материалы .В. Талицким, но Великая Отечественная война прервала эти  работы. Этот этап изучения Камского Приуралья  завершился выходом в свет «Материалов к археологической карте бассейна р.Камы» И.А.Талицкой. В этой работе были собраны практически все известные в   литературе данные по археологическим памятникам края и их изучению. Из более чем 50 памятников Сылвинского поречья к интересующей нас эпохе был отнесен лишь могильник Селянино Озеро, датированный М.В.Талицким XI-XII в.в. Остальные памятники были отнесены к эпохе раннего средневековья (VI-IX в.в.) или к еще более раннему времени.
   С организацией в 1947 г. Камской археологической экспедиции во главе с О.Н.Бадером началось  систематическое изучение археологических памятников Верхнего Прикамья. Сплошными маршрутами была охвачена значительная часть Камского бассейна, были развернуты стационарные исследования, в том числе в Сылвинско-Иренском поречье. В 1950 г. О.Бадером осуществлены рекогносцировочные раскопки Неволинского могильника, а в 1950-51 г.г. В.Ф.Генингом проведены разведки и предприняты небольшие раскопки на Бродовском, Кляповском, Копчиковском, Усть-Иргинском и Селянино Озеро могильниках и городище Лобач.
   В  60-90 г.г. в Сылвинском бассейне ведутся широкомасштабные работы Камской экспедицией ПГУ под руководством В.А.Оборина и  Камско-Вятской экспедицией УдГУ под руководством Р.Д.Голдиной. Выявлено более 200 новых памятников, на 25 проведены стационарные исследования, но основная масса вновь найденных и изученных памятников датируется временем до II тысячелетия н.э. Вместе с тем, обозначены и памятники, функционировавшие в  первой половине II тысячелетия: Кишертский могильник, городища Лобач, Подкаменное, Верх-Саинское I, Морозковское IV, Чащинское II и Бартымское I селища. На последнем изучены хозяйственные сооружения рассматриваемого времени. Все они изучены стационарно большими площадями, что позволило собрать значительные материалы изучаемого времени. Это раскопки Г.А,Шокшуева, Р.Д.Голдиной, Н.В.Водолаго, Г.Т.Ленц, Е.Э.Киржнер, И.Ю.Пастушенко. В ходе исследования отдельных памятников и последних разведочных изысканий, получен также русский материал, свидетельствующий о раннем (ХIII-ХVв.в.) проникновении его носителей  в  бассейн р.Сылвы.
   Исследования 1950-51 гг. послужили толчком к выделению в бассейне р.Сылвы своеобразной культуры первой половины II тысячелетия н.э. - сылвинской (далее СК). Впервые ее основные черты были сформулированы в докладе В.Ф.Генннга и М.А.Ланько на студенческой конференции 1952 г. в Пермском университете. Затем эти материалы были опубликованы О.Н.Бадером, В.А.Обориным и В.Ф. Генингом. Территория была ограничена рамками Сылвинского бассейна, время существования - IХ-ХV в.в. Происхождение СК исследователями связывалось с ломоватовским (далее ЛК) населением, но отмечалось ее значительное отличие от родановской культуры (далее РК), также сложившейся на основе ЛК. Этническая принадлежность определена как угорская, хозяйство - комплексное, земледельческо-животноводческое со значительной долей охоты. По мнению авторов, общество находилось на последнем этапе разложения рода и становления сельской общины. Наиболее характерные особенности материальной культуры выявлены на городище Лобач и могильника Селянино Озеро.
   В литературе, в той или иной степени посвященной СК или отдельным ее аспектам, в 60-е г.г. складывается несколько направлений. Прежде всего, это малоинформативные сообщения об отнесении к СК известных или вновь открытых памятников. Второе направление связано с доказательствами распространения территории СК на восточный склон Урала и в Западную Сибирь вплоть до Ишима. Наряду о В.Ф.Генингом в выделении зауральского варианта СК приняли участие В.Д.Викторова, В.В.Стоянов, Т.М.Потемкина, В.В.Евдокимов и, особенно, Б.Б.Овчинникова. Упор был сделан на некоторое сходство керамики, топографии поселений, системы оборонительных сооружениями и отдельных черт погребального обряда. Детальный анализ керамических материалов показал несостоятельность этой гипотезы, которая и была практически забыта к 90-м г.г.
   Третье направление в литературе, связанной с СК, характеризуется интерпретацией материалов памятников с разной орнаментацией в бассейне р.Сылвы. B.A.Oборин выделил признаки, характерные для материальной культуры приуральского варианта СК, расширил ее территориальные рамки, включив в нее бассейны p.p. Бабки, Мулянки, Сылвы, Capсa, Таныпа, Чусовой. Генезис населения он связывал «с проникновением угорских (протомадьярских) племен с территории Башкирии». Позже он оценивал население СК «как тюркизированное смешанное пермское и угорское». В.Ф.Генингом и Р.Д.Голдиной памятники III-VШ в.в. в бассейне р.Сылвы были выделены в самостоятельную неволинскую (далее НК) культуру. Интенсивные полевые работы, осмысление подученного в 70-90 г.г. нового материала позволили Р.Д.Голдиной и ее коллегам уточнить рамки НК, определяя их в пределах IV-IХ в.в. н.э. и отнести большую часть памятников СК к неволинской. Этническая принадлежность НК определена Р.Д.Голдиной как смешанная пермско-угорская. Постневолинские племена, по ее мнению, продолжали обитать после IX в. в некоторых районах сылвинского бассейна. А.М.Белавин считает, что часть неволинцев приняла участие в генезисе чусовского варианта РК.
   Последний этап в изучении СK связан с открытием нового могильника конца XI - начала ХШ в. у с.Кишерть, материалы которого позволяют выделить памятники этого круга в отдельный тип, связанный с носителями традиции изготовления гребенчато-шнуровой керамики, возможно, являвшимися мигрантами в поречье. Этот факт требует пристального внимания к данным памятникам и выдвигает проблему не только их соотношения с НК, но и определения их места в кругу культур первой половины II тысячелетия н.э. на Урале.
   Особо следует остановиться на проблеме проникновения русских в Прикамье в Сылвинско-Иренское поречье, в частности. Долгое время считалось, что первые русские поселения появились в крае в начале ХVII в., что подтверждалось и сведениями письменных источников. Эпизодом считалась зимовка дружины Ермака в начале сибирского похода. Эта точка зрения поддерживалась и тем, что даже для сопредельных территорий не всегда признавалась дата раннего появления русского населения.
   Вместе с тем, полученные в последние десятилетия материалы позволяют считать доказанным фактом появление русских на Средней Вятке уже в конце ХII в. (Л.Д.Макаров). Известны русские памятники ХII-ХIII в.в. на Выми (Э.А.Савельева, М.В.Кленов), к ХIII в. отнесено появление русских переселенцев на Верхней Каме (В.А. Оборин, Л.А.Балашенко) и даже в Нижнем Обь-Иртышье (В.А.Могильников). Проживали русские и в Волжской Булгарии и Золотой Орде (М.Д.Полубояринова, Т.А.Хлебникова, И.В.Якимов). Эти данные позволили по-новому взглянуть на имеющиеся материалы и отнести проникновение первых русских поселенцев в бассейн р.Сылвы к ХIII-ХV в.в.

   ГЛАВА II. Письменные источники. В этой главе рассмотрены лишь восточные источники Х-ХIV в.в., повествующие о стране Вису-Ису и Чулыман. Западноевропейские, часть русских источников, а также отдельные восточные были использованы для составления хронологических таблиц и справок исторического и этнографического характера, что не требует их специального анализа. Письменные материалы, характеризующие ситуацию ХV-ХVII в.в. рассмотрены отдельно, в пятой главе.
   Проблема локализации Ису-Вису арабских источников - одна из интереснейших в средневековой археологии Севера Европейской части России. Опуская детали различных концепций, все их можно свести к двум точкам зрения: Вису идентифицировали с летописной белозерской Весью (С.М.Френ, А.П.Смирнов, В.В.Пименов, Л.А.Голубева, А.Л.Монгайт, А.Г.Большаков, И.П. и В.И.Магидовичи, В.В.Бартольд, И.В.Дубов, А.П.Ковалевский, М.Г.Атаманов) или помещали в Верхнее Прикамье (Р.Хенниг, М.В.Талицкий, Г.М.Давлетшин, А.Е.Ястребов, В.А.Оборин, А.М.Белавин). При этом А.М.Белавин отдает предпочтение южным вариантам РК, бассейнам Иньвы и Обвы. Более убедительны, на мой взгляд, аргументы, приводимые сторонниками второй точки зрения.
   Анализ продолжительности ночной части суток в летнее время показал, что арабские авторы использовали либо абстрактные понятия типа "не видят тьмы", «пока кипит котелок воды», "пройти не более I фарсаха", либо полные часы от 1 до 4. Лишь в двух случаях упомянуты часы с половиной - у Ибн-Ийаса и Ал-Омари, т.е. несмотря на упоминание проводимых астрономических измерений, точное время не учитывалось. Вместе с тем, сведения Ал-Омаари, приведшего на мой взгляд, наиболее точные данные, позволяют вычислить положение касабы Акикул, который находился на широте в 57,6°+/-0,5° с.ш. Допуск в 0,5° определяется возможно погрешностью временных измерений в 15 минут, как раз допускавших округление до получаса, что дает полосу между 57,1° и 58,1° с.ш., в которой находится достаточно большое количество крупных пунктов, датирующихся ХII - началом ХIII в.
   Расстояние в 20 дней ходьбы между Булгаром и Акикулом (примерно 400-600 км) и расположение между такими областями как Чулман, Башкырд, Сибирь и Ибирь сокращает круг возможных претендентов на роль Акикула. Это Рождественское городище, Саянско-Бартымский комплекс и какой-либо центр в нижнем течении Чусовой. При этом два последних варианта имеют большое значение как торговые точки на путях в Зауралье, а Рождественское городище помимо выгодного торгово-стратегического положения являлось и достаточно крупным экономическим и производственным центром.
   Таким образом, страна Вису Х-ХII в.в., так же как и земля Чулыманская ХIII-ХIV в.в., видимо, локализовались в южной части Верхнего Прикамья - в Обвинско-Иньвенском поречье и сопредельных районах, заселенных племенами южного и юго-восточного вариантов РК, в том числе в северной части сылвинского бассейна. Но предметы южного и восточного импорта поступали в Прикамье задолго до нашей эры, а с VI в. приток серебра усилился. Появление на поселениях НК тарной посуды причерноморского типа говорит об интенсификации этих связей, причем главным партнером Хазарии в этой торговле выступало население сылвинско-иренского поречья. Не исключено, что уже в VIII-IX в.в. племена НК выступали под именем Ису-Вису, а участвуя в сложении РК, передали последней свои торговые связи и имя - марку Ису-Вису.

   ГЛАВА III. Сылвинско-Иренское Поречье в Х-ХIV в.в. К этому периоду в Сылвинско-Иренском поречье относятся два памятника: Кишертский и Селянино Озеро и поздние комплексы на городищах Лобач, Подкаменное, Верх-Саинское I и селищах Морозвское IV, Чащинское II, Бартымское I. На последнем памятнике зафиксированы сооружения интересующего нас времени. На остальных поселениях поздние материалы происходят либо из дерново-лахотного слоя, либо из культурного монолитного, не позволяющего отделить их от более ранних находок. Они представлены, в основном, вещами бытового и хозяйственного назначения, несколько реже – оружием и лишь в исключительных случаях - украшениями. Выделение керамических комплексов первой половины II тысячелетия н.э. затруднено в силу их схожести с посудой, предшествующей НК.
   Для этого времени характерно использование населением уже известных неволинских поселений, что, по всей видимости, обусловлено преемственностью населения, точнее тем, что часть неволинцев осталась на прёжних местах обитания. Скорее всего, во второй половине IX-X в.в. изменения в составе населения носили лишь количественный характер. В материалах поселений достаточно много вещей, особенно украшений, датирующихся этим временем. Эта ситуация, судя по инвентарю, сохранилась до ХII в., но интенсивность жизнедеятельности на памятниках падает.
   Датирующие материалы XIII-XIV в.в. имеются на Бартымском I селище. Здесь зафиксированы хозяйственные сооружения, преимущественно погреба, достаточно сложной конструкции с деревянной обшивкой стен и перекрытиями, свидетельствующие о высокой технике домостроительства. Их значительное количество, а также находки вещей этого времени, позволяют считать Бартымское I селище одним из немногих памятников Прикамья, интенсивно функционировавших в золотоордынское время.
   Более полные данные имеются по погребальному обряду (56 комплексов). На площади Кишертского могильника погребения располагались короткими разряженными рядами, либо аморфными группами, удаленными достаточно далеко друг от друга. Простые могильные ямы прямоугольной, реже трапециевидной или овальной (преимущественно детские захоронения), имели небольшую глубину (до 80 см). Их размеры, за редким исключением, соответствуют росту погребенных. Деревянные погребальные конструкции, как и парные захоронения, встречены лишь в двух случаях.
   Погребения совершены по обряду ингумации, отмечен лишь один случай, когда в могиле с заплечиками не обнаружены остатки погребенного и вещи. Возможно, это кенотаф. Умершие уложены вытянуто на спине (85,7%) или на правый бок (14,3%). В положении рук закономерность не прослеживается. Ноги либо вытянуты, либо слегка подогнуты, если умерший клался на бок. Голова располагалась лицом вверх (51,4%), с подворотом направо (27%) или налево (21,6%). Преобладает западная ориентация умерших, часто с отклонениями к югу или северу: З (47,1%), ЗЮЗ (7,8%), Ю3 (13,7%), ЮЮЗ (3,9%), ЗСЗ (17,7%), СЗ (5,9%), ССЗ (по 2%). Более 708 погребений содержало сопровождающий инвентарь: украшения, предметы труда и быта, оружие и снаряжение всадника, глиняная и металлическая посуда. Основная масса вещей лежала так, как употреблялась при жизни, в положении остальных строгой закономерности не прослежено.
   Западная ориентировка умерших, поворот лица на правую сторону (к Мекке) и налево, небольшая глубина могильных ям, наличие почти трети безынвентарных погребений позволяют предположить, что население, оставившее их, было уже знакомо с исламом. Даже несмотря на явное противопоставление нормам мусульманского обряда (поворот головы налево), эти мобильники можно отнести к ранней груше раннемусульманских некрополей (Л.Т.Яблоноский).
   Среди особенностей погребального обряда можно отметить положение умершего "звездочкой" - с вытянутыми в стороны руками и ногами (Кишерть, погребение 7), обезвреживание погребенного путем связывания ног и нарушения естественного анатомического порядка костей. В погребении 33 Кишертского могильника у лежащей на правой боку женщины, с достаточно сильно подогнутыми ногами, ключицы располагались под коленями, а перед ними - по одной фаланге пальцев. Отмечен также факт, что стремена помещены лишь в детские погребения и могилы молодых женщин, свидетельствующий о широком распространении верховой езды.
   Был проведен сравнительный анализ сылвинских и чиялинских могильников, объединяющихся, в первую очередь, по наличию гребенчато-шнуровой керамики, осуществленный по программе В.Ф.Генинга, В.А.Борзунова, усовершенствованной Е.П.Бунятян. Парные коэффициенты сходства позволили определить место Кишертского и Селянино Озеро могильников в кругу приуральских памятников.
   Приводится схема (замечание редактора текста).
   Из приведенной схемы видно, что наибольшим сходством обладают чияликские памятники ХIII-XIV в.в., связанные через раннюю часть Кушелевского могильника с некрополями сылвинского поречья. Несмотря на различия преимущественно, вероятно, хронологического порядка, можно предположить генетическую преемственность памятников и соотнести могильники Селянино Озеро и Кишерть с раннечияликскими объектами, несколько выделяющимися и территориально.
   Классификация материала и определение его датировок были произведены, в основном, на материалах погребальных памятников. Классификация вещей проведена по традиционной схеме - по функциональному назначению выделены категории, внутри которых по материалу и форме - типы. Достаточно многочисленны украшения костюма - подвески, пронизки, бусы, браслеты. Поясная гарнитура разнообразна, но представлена, как правило, индивидуальными находками. Значительная часть их изготовлена в мастерских Волжской Болгарии или поступила через ее рынки.
   Многочисленны предметы вооружения и снаряжения всадника: железные и костяные наконечники стрел, дротиков и копий, костяные обкладки луков и налучий, колчанный крючок, фрагменты палашей, костяные кистени и часть доспеха-бехтерца. Конская упряжь представлена однотипными стременами (ГI и ГIV по Г.А.Федорову-Давыдову), различными типами удил, среди которых предпочтение отдавалось двусоставным кольчатым, подпружными пряжками, в том числе костяными.
   Много орудий труда и бытовых предметов: калачевидные, овальные и пластинчатые кресала, ножи, шилья, ключи и фрагменты замков, кочедыки, пряслица, металлическая посуда как серебряная, так и бронзовая и железная. Присутствуют токарные инструменты и  почти полный набор инструментария кузнеца. Сельскохозяйственные орудия представлены сошниками специфичного типа, серпами, косами-горбушами.
   Комплекс глиняной посуды хоть и невелик, но достаточно своеобразен. Круговая посуда представлена фрагментами амфор, хумов, корчаг, небольших горшков с лощением в придонной части тулова и фрагментом плечика среднеазиатского узкогорлого кувшина с тисненым орнаментом ХII-ХIV в.в. Погребальная керамика содержит в тесте примесь талька, имеет сравнительно высокую цилиндрическую горловину и шарообразное тулово. По внутреннему краю венчика она украшена оттисками гребенчатого штампа, а по шейке и тулову - многорядными оттисками шнура и гребенчатыми "олочками". Аналогичная посуда в небольшом количестве обнаружена также на городище Лобач.
   Основная часть позднего комплекса керамики на поселениях выделена условно на основании особенностей в орнаментации и технике изготовления. Это новые типы сосудов, появившиеся под влиянием знакомства с причерноморским и салтово-маяцким импортом: пифосообразный сосуд, кружки, крышки; посуда с подлощенной внешней поверхностью; сосуды со следами правки на гончарном круге и, наконец, сосуды, украшенные прочерченной "волной". Все эти нововведения соотносимы со знакомством местного населения с традициями гончарного производства Хазарии и Волжской Болгарии, под чьим влиянием, вероятно, они и появились.
   Вместе с тем, выделена группа керамики, несущая в себе традиции керамического производства гляденовско-неволинско-домоватовско-родановского типа - это богато орнаментированные сосуды с многоэлементными узорами, выполненными различной техникой: шнуровыми и гребенчатыми оттисками, ямочными вдавлениями, резными и псевдорезными линиями; сосуды, украшенные крупными оттисками большезубого гребенчатого штампа; плоскодонные кружки баночной формы, известные по материалам Антыбарского могильника; сосуды с примесью крупнотолченной раковины.
   Несмотря на разнообразие керамического материала, он хорошо укладывается в рамки Х-ХIV в.в. и наглядно иллюстрирует эгногенетические и этнокультурные процессы, происходящие в регионе.
   Основная масса находок укладывается, в рамки Х-ХII в.в., но есть вещи, имеющие более широкие датировки и бытующие вплоть до ХVI-ХVII в.в.
   Имеющиеся материалы позволяют реконструировать ситуацию - первой половины II тысячелетия н.э. в Сылвинско-Иренском поречье следующим образом. В середине IX в. основная масса неволинского населения оставила регион и приняла активное участие в сложении Обвинско-Иньвенского и, особенно, Чусовского вариантов РК. Оставшиеся на прежних местах обитания неволинцы использовали наиболее крупные из поселений НК, занимающие выгодные в хозяйственном, торговом и военном положении места. Интенсивность жизнедеятельности населения несколько снижается, вероятно, в силу продолжающегося притока населения, который мог быть обусловлен как природно-климатическими, так и военно-политическими причинами. Постневолинские насельники региона сохраняли прежние традиции, но и заимствовали многое у своих северных соседей, постоянная интеграция с которыми привела их к слиянию с племенами Чусовского варианта РК. Его периферию они и составляли вплоть до ХIV в.
   Экономические изменения X в. в степной и лесостепной зонах отразились и на истории поречья. Общая подвижка кочевого и полукочевого населения степного пояса Евразии, вызванная временным его усыханием, привела к появлению в Южном Прикамье и Приуралье группы племен, носителей традиции изготовления гребенчато-шнуровой керамики. Скорее всего, они вышли из Зауральской лесостепи под давлением кимако-кипчакских племен и освоили приуральскую лесостепь вплоть до нижнего течения р.Белой, в том числе Сылвинско-Иренское ополье с его безлесыми пространствами. Появившись на рубеже ХI-ХII в.в. эта группа населения достаточно быстро наладила тесные связи с местными финно-пермскими племенами, а через них, или непосредственно через лесостепные пространства, и с Волжской Болгарией, откуда поступало, вероятно, в обмен на пушнину достаточно много изделий болгарских ремесленников.
   Монголо-татарское нашествие и последовавшие за ним карательные экспедиции первых золотоордынских ханов привели регион в запустение. Полукочевое население исчезло из южной части сылвинского бассейна, скорее всего, сместившись на юго-запад к основному району расселения чияликских племен, где приняло участие в сложении башкирского народа. Численность финно-пермского населения еще более сократилась. Продолжало функционировать лишь Бартымское I селище, выполнявшее, по всей видимости, функции военно-торгового форпоста на пути в Зауралье вплоть до конца ХIV в. В целом, активная жизнь в Сылвинско-Иренском поречье, за исключением незначительного числа русских поселенцев, прекращается до ХVI в.

   ГЛАВА IV. О времени появления русских в Сылвинском бассейне. Позднее появление русского населения в бассейне р.Сылвы ни у кого не вызывало сомнения. Это и определяло "прохладное" отношение археологов к русским материалам как к заведомо поздним. Но исследования последних лет привели к накоплению принципиально новых материалов. Обнаружено 32 пункта находок русской керамики, насчитывающих более чем 1700 фрагментов, из которых выделено 600 сосудов. Большая часть этих материалов датируется временам после ХVI в. и связана с процессом русской колонизации края. Но среди них были выделены 68 сосудов более раннего времени.
   Практически вся рассматриваемая нами посуда изготовлена из теста с примесью песка, что заметно отличает ее от синхронных комплексов Древней Руси, где отмечено господство в тесте добавок дресвы. Последняя использовалась на Сылве крайне редко; здесь встречена грубая песочная примесь, а единично - просеянный песок. Обжиг печной, преобладают темные оттенки коричневого и серого, цветов.
   Типология форм сосудов выполнена с использованием морфологического метода обработки керамики, разработанного в трудах Ю.Л.Щаповой и ее коллег, и апробированного на материалах Вятской земли (Д.А.Салангин). В результате выделено 20 типов сосудов, что оправдано разнообразием русской посуды и достаточно широкими хронологическими рамками. Часть выделенных типов керамики известна еще в домонгольское время, в золотоордынский период они медленно исчезают, часть бытует только в золотоордынское время или доживает до ХV в., часть известна на протяжении достаточно длительного интервала времени. Совместная же их встречаемость приходится на ХIII-ХV вв. Такую же дату дает небольшой комплекс красноглиняной керамики с белым ангобом.
   Местное производство этой посуды не вызывает сомнения. Трудно предположить, что ее везли издалека, так как перевозка даже  парадной столовой посуда из Гжели в Москву была делом далеко непростым. Изготовление же керамики на месте автоматически подразумевает присутствие носителей определенных традиций гончарного ремесла, которыми могли быть только русские поселенцы. Косвенно  это подтверждается рядом находок вещей.
   Русские познакомились с Сылвинско-Иренским поречьем, скорее всего, уже в ХII в. Но постоянных поселений не было: район был заселен, да и нерегулярные связи носили преимущественно торговый характер. Монголо-татарское нашествие и ряд последовавших за ним карательных экспедиций против Волжской Болгарии вызвали определенные изменения в системе расселения прикамского населения и в этнической карте региона. Финно-пермские племена отступили к северу и, покинув крупные магистральные реки, расселились небольшими группами в глубине лесных массивов. Лесостепное население, видимо, отошло к югу, пытаясь сохраниться за счет кочевой подвижности, а жители южной части поречья сдвинулись в бассейн р.Белой - основной район расселения чияликских племен. Это привело к возникновению буферной зоны, такой же, как вдоль других границ Золотой Орды. Постоянная военно-политическая активность последней на своих южных, восточных и западных рубежах сделали северо-восточное пограничье Орды сравнительно безопасным.
   Вероятно, именно это позволило русским переселенцам начать освоение края во второй половине или конце ХIII в. Они проникали как c исконно русских земель, так и с юга, из монгольского плена, двигаясь по хорошо известному Камскому пути. Приток русского населения продолжался и в ХIV в. Переселенцы расселялись, скорее всего, деревнями-однодворками, достаточно удаленными друг от друга. Малая мощность культурного слоя, возникшего за непродолжительный период, и определила слабую изученность этих материалов.
   Во второй половине ХIV в. Золотая Орда была потрясена двадцатилетней усобицей, последовавшей за убийством Джанибека, и двумя большими походами Тимура. Это, вызвало отток башкирских племен на север и северо-восток. Процесс усилился в начале ХV в. в связи с полным развалом золотоордынского государства и переносом центра военно-политической активности на его бывшую периферию и завершился в середине ХVI в., когда башкиры достигли Сылвы, Тулвы, Чусовой и даже переправились через Каму, заняв район Очера.
   Движение тюркоязычного населения на север привело к исчезновению русских поселений на Сылве. Ушли ли русские сами или были уничтожены, неизвестно. Но уже в 1505 г. князь В.А.Ковер, разбивший заднюю заставу Кулук Салтак на сылвинской переправе, не упоминает ни о русских, ни о их гибели. Это позволяет утверждать, что на рубеже ХV-ХVI в.в., а возможно, и в конце ХV в., русское население уже оставило бассейн р.Сылвы.

   ГЛАВА V. Сылвинско-Иренское поречье в ХVI - начале ХVII в. Если этнической ситуации в Сылвинско-Иренском поречье и русской колонизации уделено достаточно много внимания в исторической литературе, то его место на политической карте Евразии совершенно не рассматривалось. Вместе с тем, письменные источники позволяет реконструировать политическую ситуацию в регионе с достаточно высокой степенью достоверности.
   Первое упоминание о какой-либо административно-политической принадлежности бассейна р.Сылвы можно связать с "Повестью о Стефане епископе Пермском", написанной в 1396-97 г.г. В ней есть фраза - "Пермь Великая, глаголем i Чюсовая", в которой слово "глаголемая" иногда читается как "Гамаль", что позволяет разбить ее на три самостоятельные территории, перечисленные последователью: Пермь Великая, Гамаль, Чусовая. Учитывая характерное для "Повести" мелкое подробное членение, земель вокруг Перми, различных карт, никогда не помещавших Пермь Великую в среднем течении Камы, а также, возможно, испорченное татаро-арабское Гамаль-Джамаль-Чалман-Чулыман, в этих территориальных единицах легко узнаются различные варианты РК: Вишерский, Иньвенско-Обвинский и Чусовской. Признавая факт вхождения населения северной части Сылвинско-Иренского поречья в сферу влияния последнего, можно утверждать, что она принадлежала той племенной территории-стране-земле-народу, известному на Руси как "Чюсовая".
   После распада Золотой Орды и выделения в первой половине ХV в. Казанского ханства, Ногайской Орды и Государства кочевых узбеков, занимавших северную часть степи, лесостепь и южную часть лесной полосы Приуралья и Зауралья, Сылвинско-Иренское поречье должно было отойти к одному из этих государств. Материалы летописей позволяют утверждать, что Казанское ханство, являясь преемником Волжской Болгарии, имело определенные интересы и влияние в Перми Великой и ниже по р.Каме, вместе с тем, граница его вряд ли когда поднималась выше устья р.Белой. Усиливающаяся внутренняя борьба и постоянная угроза с запада отвлекали казанцев от восточных границ. Определенный интерес к этому региону испытывали и тюменские татары, примыкавшие к нему с востока и совершавшие изредка набеги.
   Но наибольший интерес к региону имели ногайские ханы. Именно им принадлежали земли между Волгой, Камой и Яиком, а Ших-Мамаю - "часть Сибирской области и всей окрест лежащей страны", точнее "северные отроги Южного Урала, долины Ая, Юрюзани, верховья Уфы и Зауралье" (А.Н.Усманов). По сведениям С. Горберштейна, именно владения Ших-Мамая граничили с Пермью и Вяткой. Нападения ногайцев на пермские земли носили характер не грабительских набегов, а военных действий, имеющих целью обезопасить свои границы. Строгановы строили и вооружали огненным боем свои остроги в первую очередь от "приходу ногайских людей". Земли на Чусовой не входили ни в Казанское, ни в пермское обложение, а соседние Тахчеи "давали ясак в Ногай". Таким образом, можно утверждать, что бассейн Сылвы входил в сферу политических интересов ногайских феодалов, как и все Среднее Прикамье.
   С уходом части ногайцев на юг и вхождением большей части башкир в состав русского государства встал вопрос о "ногайском наследстве", на которое претендовали как Москва, так а сибирские Шейбаниды. Возможно, поход Ермака на Сылву и Чусовую был задуман как карательная экспедиция против остяков и вогуличей, отшатнувшихся от русского государства и тревоживших строгановские владения. И лишь его небывалый успех привел не только к усмирению инородческих окраин, но и к гибели самого Сибирского ханства, что закрепило вхождение сылвинского бассейна и его населения в состав Российского государства.
   Информация об этническом составе населения региона в конце ХVI в. и на рубеже ХVI-ХVII в.в. содержится и в жалованных грамотах Строгановым, "Житии Трифона Вятского" и документах, отражающих события 1572, 1580-1581 и 1611 г.г. Их анализ показывает, что остяки локализуются к югу и юго-востоку от строгановских вотчин, являясь их непосредственными соседями, в районе Очера, Тулвы, обеих Муляиок, Сылвы, Ирени, Быстрого Таныпа и Тахчей, где они являются основным населением. При этом они противопоставляются как обским уграм (югричи и вогуличи), так и тюркоязычным народам (башкирам, ногаям, татарам). Татары, упоминающиеся лишь в "Житии", являлись, видимо, еще небольшой группой населения, только что появившейся в бассейне Мулянок.
   В начале ХVI в. в формуле челобитных наряду с остяками на  Сылве и Ирени все чаще начинают упоминаться татары. Анализ этих документов показывает, что в первой части формулы называются конкретные лица, подавшие челобитную, и дана их этническая принадлежность, а во второй указывается группа населения, от которой выступают истцы. И все более часто встречающиеся упоминания татар отражают процесс их постепенного проникновения в регион. О том, что он начался лишь в начале ХVII в., свидетельствуют документы 1622 г. о посылке на Сылву и Ирень целовальников с целью ясачного обложения новоприбылых татар.
   Но наиболее полно этническая ситуация в поречье восстанавливается, по писцовым книгам М.Кайсарова 1623-1624 г.г. В них четко локализуются русские поселения на Мулянке и Нижней Сылве, а также в кишертской "вотчине" усольца Ф.Елисеева, выделяются черемисы и мордвин среди остального населения, скрывающегося за определениями "остяки", "татары" и "татары и остяки". Невозможность определения этнической принадлежности этих лиц оказалась ложной. М.Кайсаров четко выделяет группы рожинских и сылвинских остяков, юрманских, шаквинских н карьевских татар. Употребление термина "татары и остяки" определяется совместным владением теми или иными угодьями представителей обоих этносов. Так как этническая принадлежность названа только в той части поречья, где татары и остяки жили чересполосно, складывается впечатление, что остяцкая принадлежность остальной массы населения сама собой разумеется и просто не упоминается.
   Анализ писцовых книг М.Кайсарова и ряда других документов  делопроизводства, исторических преданий позволяет достаточно достоверно определить состав инородческого населения поречья на момент переписи - из 115 мужчин мордвин 1 (0,87%), черемисов 7 (6,09%), татар 24 (20,87%), остяков 54 (46,96%) и лишь у 29 человек (25,21%) не удалось определить этническую принадлежность.
   Кроме этого, писцовые книги косвенно подтверждают поздний приток татарского населения, который прослеживается по резкому росту суммы ясачного обложения (в 1,5 раза), конкретным указаниям на новоприбылость отдельных лиц и по сравнительному анализу состава жителей остяцких и татарских юртов, В последнем случае для татар более характерны юрты с холостыми мужчинами и без взрослых детей.
   Таким образом, этническая ситуация в Сылвинско-Иренском поречье второй половины ХVI - начала ХVII в. определялась остяками, которые занимали также Тулвинское и Мулянские поречья и верховья р.р.Сарса и Таныпа. Падение Казанского ханства, поражение в освободительной войне и последовавшие за ними карательные акции и начало насильственной христианизации вызвали отток населения из Нижнего Прикамья и Поволжья в Приуралье, в том числе в Сылвинский бассейн. В начале ХVII в. поток переселенцев увеличился, в его состав вошли наряду с татарами черемисы, мордва, чуваши, вотяки. К 1672 г., по переписи И.Талызина, численность ясачного населения достигла 881 человека (т.е. выросла более чем в 7,5 раз) я в нем полностью растворились сылвинскне и иренские остяки, которые после 1624 г. упоминаются лишь в документах, цитирующих более ранние грамоты и челобитья. Правда, существуют они, сохраняя остатки этнического своеобразия, до ХVIII в.
   Параллельно шла интенсивная русская колонизация края, начавшаяся в 1621 г. покупкой Кишертской вотчины Ф.Елисеевым, в которой насчитывалось всего лишь 6 половников, и вылившаяся в создание в 1649 г. Кунгурского уезда с сотнями дворов и населением в тысячи душ мужского пола, которое продолжало расти.
   Как уже упоминалось, остяки противопоставлялись как югре и вогулам, так и татарам, ногаям и башкирам. Вместе с тем, большая часть их личных имен объясняется из тюркских языков, толмачами от смешанного населения зачастую выступают именно они, и, наконец, в отличие от финно-угорского населения остяки достаточно быстро ассимилируются татарами и башкирами, что наводит на мысль об их тюркоязычности. Русские, хорошо знавшие хантов-остяков и удмуртов-вотяков, (остяков, востяков), столкнувшись с населением, которое ногайцы звали иштяк-иштэк и которое хотя бы частично звало себя так же, переносит на него более привычное произношение - остяки. Но если собственно иштяки - объединение части башкирских племен с тюбной системой, то на Сылве было население, объединенное не по родовому признаку, а чисто территориально, что повлекло за собой неприятие термина "башкиры". Все это позволяет предположить, что под сылвинско-иренскими остяками следует понимать территориальное объединение представителей различных башкирских племен и родов. Об этом же свидетельствуют претензии башкир на сылвивско-иренское поречье и ряд названий рек, в которых можно увидеть имена различных родовых подразделений башкир: Сызганка-Сызги, Таз-тазлар, Шадейки, Сада-шад, Сыры, Сыряк-сырзы, Урмы-урман, Терси, Барсяк-терсяк.
   Хозяйство нерусского населения региона в рассматриваемый период носило комплексный характер, преимущество было за присваивающими его отраслями. Огромную роль играло бортничество, порой на одного владельца приходились до 120 бортей, а общее их количество превышало 3 тысячи. Только в 1612 г. было продано 172 пуда меда и 17 пудов воска. Наряду с бортничеством процветал сбор хмеля, до 30 пудов в год.
   Велико было значение охоты, которая порой являлась единственным источником дохода и способом существования для части населения. Одной из главнейших ее отраслей был пушной промысел - куница, бобер, белка, горностай, лиса, упоминается и соболь. Развитию охоты способствовали огромные лесные массивы на водоразделах и притонах Сылвы, порой же лучшие промысловики ходили за пушниной в другие края. Не менее важна была роль рыболовства.
   Земледелие носило для подавляющей массы населения подсобный характер, им занимался 61,1% хозяйств-юртов, на которые приводилось "55 четвертей в поле, а в дву потомуж". В тексте же соотношение несколько иное - упомянуты 42 чети с полуосминой и 12 четей с 1,5 осминами, "а в двух потомуж", что учитывая добросовестность М.Кайсарова, свидетельствует в пользу существования в поречье как трех-, так и однопольной системы. При этом размеры участков были крайне незначительными, и лишь 18 человек имело наделы-пашни в 1,5 четверти и более, что обеспечивало, судя по Верхнему Прикамью, прожиточный минимум. Это еще раз подтверждает вторичность земледелия для большинства нерусского населения. Лишь в отдельных случаях хлебопашество превращается в основной вид деятельности, что более характерно для переселенцев.
   О роли животноводства судить весьма сложно, так как неизвестны размеры покосов. Скорее всего, количество скота было невелико и его нехватка возмещалась за счет степного населения Башкирии, как и у сибирских татар.
   Развивалась торговля, в качестве товара выступали мед, воск, хмель, мягкая рухлядь, лошади, достаточно часто упоминаются "заповедные товары" - металл и оружие. Торговали не только местные остяки и татары, а также пермяки (русские купцы), уфимские и заволочные (сибирские) татары,
   О развитии общественных отношений в регионе источники дают минимум информации. В "Житии Трифона Вятского" упоминаются Севендяк, незначительный князек в районе Мулянки, вогульский князь Бебяк и князь Амбал "сарацинский, агарянский", как глава местного населения, который более нигде не упоминается ни мулянскими, ни сылвинскими татарами. Это позволяет предположить, что он бил одним из незначительных ногайских феодалов, непосредственно контролировавших этот край. Более на Сылве князья не известны, да и названия улусов происходят от имен лиц (Разы, Карья Мемсяков), даже не бывших сотниками. Возможно, отсутствие феодальной верхушки объясняется особенностью формирования этой группы населения, шедшего на базе территориальных, а не родовых связей, что осложняло усиление и выделение кого-либо из местных жителей, особенно при верховном суверенитете ногайских князей. До конца ХVII в. управление осуществлялось выборным сотником, наряду с которым челобитья подписывал еще кто-либо из значимых в местной среде лиц.
   Нет данных и о социальной дифференциации общества. Упоминаются, и то крайне редко, наймиты, и один раз отмечен ясырь-татарченок. По всей видимости, имущественное расслоение еще не переросло в социальное; к тому же этот процесс тормозился сохранением пережитков семейно-патриархальных отношений, проявляющихся в вопросах собственности.
   Также крайне мало информации об идеологических представлениях нерусского населения края, мы можем лишь частично восстановить систему религиозных представлений, которая определялась в конце ХVI - начале ХVII в. столкновением в регионе трех религиозных систем: православия, ислама и язычества.
   Православие проникало в поречье вместе с русскими переселенцами и не всегда мирно. Зачастую воинствующие миссионеры уничтожали языческие мольбища, за что подвергались нападениям и даже гибли от рук язычников. Появление христиан среди местного населения фиксируется по наличию русских церковных имен, по их исчезновению прослеживается возвращение инородцев к язычеству или переход в мусульманство. Но основной формой религиозных верований оставалось язычество - остяки поклонялись отдельным деревьям, как на Мулянке, утесам на Сылве, как Остяцкий Молебный камень (Подкаменное городище). Существовало мольбище на р.Лек, о котором нет никаких сведений, о каких-то местах отправления обрядов или поклонениях свидетельствуют названия таких рек, как Молебки и Шайтанки. До сих пор с молебным местом связывает местное население Демидятское городище. Возможно, культовые функции выполняло и Верх-Саинское I городище, на нем достаточно много (более 300 сосудов) русской керамики ХVI-ХIХ в.в., но уже в 1702 г. оно известно как Чудской городок, т.е. место обитания не только дорусского, но и домонголо-татарского населения, что исключает бытовой характер попадания этого материала в культурный слой, да последний и не содержит поселенческих остатков, характерных для этого времени. К сожалению, не удается восстановить ни обрядность, ни нюансы верований местного населения - мы лишь констатируем факт существования языческих мольбищ.
   С приходом в регион беглецов из Казанского ханства связано распространение ислама, процесс, которого, судя по материалам Бартымского II могильника, затянулся до XVIII в.

   В ЗАКЛЮЧЕНИИ подведены основные итоги исследования: В середине IX в. основная масса неволинского населения покинула Сылвинско-Иренское поречье и активно участвовала в сложении южных вариантов РК, в сферу влияния которых вошли те немногие неволинцы, что остались на прежних местах обитания.
   В конце XI в, в регион проникает группа лесостепного полукочевого населения, носители традиций изготовления керамики с гребенчато-шнуровой орнаментацией, пришедшие из Зауралья или сопредельных с ними районов Башкирии. Оно поддерживало достаточно тесные контакты с местными финно-пермскими племенами и Волжской Болгарией и освоило южную, более безлесую часть сылвинского бассейна, где, вероятно, смыкалось с основной территорией расселения чияликских племен.
   Монголо-татарское нашествие и ряд карательных экспедиций привели к запустению региона, где продолжало активно функционировать лишь Бартымское I селище, являвшееся, по всей видимости, торгово-военным форпостом на путях в Зауралье. Население, оставившее памятники типа Кишерть-Селянино Озеро, отошло к юго-западу и слилось о чияликскими племенами, принявшими активное участие в сложении башкирского народа. В это же время Сылвинско-Иренское поречье было освоено небольшими группами русского населения.
   Внутренние неурядицы в Золотой Орде и два опустошительных нашествия Тимура вызвали подвижку башкирских племен на север и северо-восток, сопровождавшуюся вытеснением из региона русских поселенцев. К середине ХVI в. бассейн Сылвы был освоен, но не башкирскими родо-племенными организациями, а отдельными выходцами из них, что привело к возникновению своеобразной этнической единицы, основанной на территориальных связях и известной как приуральские остяки. Та часть из них, которая не утратила полностью связи со своими родовыми подразделениями, в дальнейшем вернула себе самоназвание "башкиры" (тулвинские, мулинские). Другая растворилась в массе татарских переселенцев, хлынувших в край после падения Казани и подавления освободительных выступлений, но достаточно долго сохраняла свою самобытность, определяющуюся, по всей видимости, языческим характером их религиозных представлений.
   Процесс освоения Сылвинского бассейна завершился русской колонизацией, приведшей к созданию в 1649 г. Кунгурского уезда со смешанным русско-татаро-марийским населением, живущим чересполосно.
   В целом, население Силвинско-Иренского поречья сыграло определенную роль в истории всего Волго-Уральского региона, а в отдельных случаях, таких как поход Ермака, и в жизни всего Русского государства. Оно приняло участие также в генезисе различных народов Приуралья: пермских татар, башкир, коми-пермяков и, возможно, манси.

   По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. Исследований средневековых могильников в Прикамье // Археологические открытия Урала п Поволжья. Сыктывкар. 1989. С.47-50 (в соавторстве с Н.В.Водолаго и Т.А.Коробейниковой).
2. Исследование Кишертских I поселения и могильника // Археологические открытия Урала и Поволжья. Ижевск. 1991. С.68-70.
3. К вопросу о "сылвенской культуре " // Археологические культуры и культурно-исторические общности Большого Урала. Екатеринбург. 1993. С.169-170. .
4. Торговые связи сылвинского населения с Волжской Волгарей // Тезисы докладов 1-й Российской университетско-академической научно-практической конференции; Ижевск. 1993. С.17-18.
5. Этническая ситуация в Сылвинско-Иренском поречье во второй половине ХVI - первой половине ХVII в, // Актуальные проблемы  дореволюционной отечественной истории. Ижевск. 1993. С.11-21.
6. Кишертский могильник в бассейне р.Сылвы. Уфа. 1995. В печати.
7. История изучения так называемой сылвенской культуры. Ижевск. 1995. В печати.
8. Бехтерец с Бартымского I поселения. Уфа. 1995. В печати.
9. К вопросу о времени появления русских в бассейне Средней Сылвы. Пермь. 1995. В печати ( в соавторстве с Л.Д.Макаровым к Д.А.Салангиным).