ЗАМОРЫШ, ПИФ, КАРЛИК НОС И ДРУГИЕ

Алина Дием 21.09.17 14:25

   Прадед наш Андрей Данилович Ковшевников, как и его отец, дядья да и вся семья, были грамотными крестьянами, а в их крестьянских избах имелись книги – евангелия и жития святых, как минимум. Это в середине 19 века. Прошло сто лет. На фотографии 1932 года, сделанной перед домом в Байкино, видно, что прадед Андрей Данилович, которого в семье все звали батя, сидит на стуле, а в руках держит любимую толстую книгу – Жития святых. Мама всегда вспоминала, когда смотрела на эту фотографию, что он читал ей вслух ещё до войны именно из этой книги, особенно она запомнила про Параскеву-пятницу.
   Дед мой Михаил закончил двуклассную церковно-приходскую школу году в 1905-м, он любил читать. У него много лет хранились несколько дореволюционных журналов «Нива», которые и я ещё застала в самом низу чёрного бабушкиного комода, вытащила да и стала читать пьесу Островского про Липочку, не понимая ещё, что читала пьесу. Бабушка увидела, спрашивает: «Про что ты читаешь?» – «Про Липочку. Она невеста, жениха выбирает». Бабушка с дедом улыбались и недоумевали, как я со старой дореволюционной азбукой справляюсь.
   Крестьянская семья Третьяковых, семья моей бабушки, тоже была исстари грамотной. Все сёстры Третьяковы учились в церковно-приходской школе, умели читать, писать и считать. До сих пор не понимаю, зачем говорить, что только революция 1917 года принесла социальные завоевания русскому народу? Поголовное обучение? Бесплатное образование? Оно и до революции было у русских. Другое дело – национальные окраины империи, где не было школ для девочек.
   Я помню, как бабушка, переделав кучу ежедневных дел, выбрав тихий час, садилась в кухне у окна на свой стул и читала толстые книги. На мой вопрос: «А ты про что читаешь?» – почти всегда она отвечала: «Про войну». А вслух мне она не читала. Зато дед иногда читал полностью какую-нибудь статью из газеты для бабушки и для меня. Я забиралась к нему на колени и, не отрываясь, смотрела на газетные строчки и поражалась, как он ловко и быстро читает. А потом они с бабушкой рассуждали про статью, иногда даже спорили.
   «Не припечатывай», – говорил дед, и бабушка замолкала. Последнее слово было за мягким дедом, хотя бабушка умела «припечатать».
   С голоса бабушки мы с Витей Архиповым года в три-четыре выучили длинное зимнее стихотворение «Вот моя деревня». Позже я видела эти стихи в книге всего из четырёх куплетов, а мы выучили стихотворение полностью, как его написал поэт Иван Суриков и как знала наизусть наша бабушка: там и про печку, и про жар-птицу ещё было. Всё длинное стихотворение я прочитала наизусть перед гостями на домашнем утреннике. В ту зиму 1958–1959 года у нас долго жил мой двоюродный брат-ровесник Витя Архипов. Дед поставил для нас ёлку под самый потолок в большой комнате. Вот откуда у нас с мамой потом долгие годы хранились ёлочные игрушки на прищепках, китайские фонарики с надписью «Пекин», хрупкие жёлтые, синие, красные шары и сосульки, яркие картонные человечки и зверюшки – мы их бережно перевозили с места на место, по всем городам и весям, где нам пришлось жить.
   К утреннику бабушка напекла сладких пирожков и сложила их в бумажные коричневые (а других и не было) кульки на подарки детям-гостям. Дед пригласил соседских детей к нам на утренник. Стоя на высокой табуретке перед ёлкой и гостями, я весело и громко закончила стихи Ивана Сурикова:

Весело текли вы,
Детские года!
Вас не омрачали
Горе и беда.

   Продолжить концерт с табуретки никто из ребят не решился: то ли конкуренции испугались, то ли высокой табуретки.
   Но больше всего я любила мамино чтение по вечерам. Уютно устроившись у неё на коленях, я с наслаждением рассматривала картинки в книжке и слушала мамин тихий, выразительный голос. Она так умела передать своим голосом все слова книжных героев, что они, как живые, собирались вокруг нас и жили своей жизнью прямо на наших глазах.
   Особенно нам полюбилась книга «Жизнь и приключения Заморыша» автора Ивана Василенко. Мы перечитали её не раз в течение нескольких лет, потому что лучше её ничего не нашли, хотя читали многие другие книжки. Заморыш стал мне, как родной братик, так он был мне мил и дорог. Я возила эту книжку с собой всю мою жизнь, перечитывала её взрослой и помню почти наизусть. Да и сейчас очарована этим безыскусным рассказом о жизни девятилетнего мальчика из семьи приказчика, живущего в южном русском городе. Помню всех героев – красивую девочку Дэзи, в которую был влюблен Заморыш, и её мать с усиками – мадам Прохорову, и толстую купчиху, которую отбрила Зойка, подружка Заморыша, помню циркового силача Петра Алексеева и многих других. Ещё у нас была книжка «Рыжик», тоже о жизни бедного мальчика, но она значительно уступала, по нашему единодушному с мамой мнению, «Приключениям Заморыша». Наша любимая книжка была в жёлтом мягком переплёте с портретом Заморыша на обложке, он держал в руках чайники. Как оказалось, эта книжица – всего лишь первая часть, и я долгие годы мечтала найти продолжение, но так и не нашла.
   В мамином комоде второй ящик снизу – моя детская библиотечка. Там лежат тоненькие книжечки с картинками. Вот те из них, которые я помню и сейчас в лицо. Большая чёрная – А. Пушкин «Сказка о царе Салтане», которую я знала наизусть. Серенькая – «Проталинки» – стихи Трутневой. Зелёная – «Сказочка про козявочку» Мамина-Сибиряка, с оленем на обложке – «Серебряное копытце» Бажова. Большая, с весёлой собакой на задних лапах, – «Приключения Пифа» – моя первая французская книжка. Пёс Пиф и кот Геркулес, мальчик и его мать – тётушка Агата – полюбились нам с мамой за смешные проделки: картинки и текст были потрясающие. Ещё я любила простенькие стишки из книжки «Плывёт, плывёт кораблик» с рисунками Конашевича. Эти нарядные рисунки-завитушки мне даже снились. Уже взрослой, случайно в книжном магазине я увидела переиздание (через двадцать лет) этой книжечки, узнала её мгновенно и немедленно купила. Вы не поверите, я увезла эту книжечку с собой во Францию и сейчас наслаждаюсь ею, как в детстве. Вот правильно говорят, что стар, что мал. Даже стихи про это написала:

На берегу кисельном
пить молоко так легко,
даже если берег кисельный
далеко-далеко
в детстве кисейном.
Втихомолку сиди у молочной реки,
ожидай золотой кораблик.
Вся королевская конница,
вся королевская рать
и даже собака в ошейнике
не сможет его задержать.
Он привезёт английские песенки
с рисунками Конашевича.

   Очень я любила книжечки Пришвина и Чарушина с картинками про животных. Ещё запомнился писатель Виталий Бианки, которого я называла неправильно: Бианька, а всё потому, что у него в «Синичкином календаре» жила птичка Зинька. А с книгой Корнея Чуковского произошла такая история. Была у нас книжка Чуковского, написанная не стихами, а прозой – про Африку, где жил конь с двумя головами, которого звали Тяни-Толкай. И головы у него росли не рядом, как у змея Горыныча, а одна впереди, другая сзади туловища. Я помнила картинки из моей книжки. Прошло много лет. Я работала в библиотеке. Однажды зашёл разговор о своих детских книгах, и, когда я рассказала о прозаической книге Корнея Чуковского и коне Тяни-Толкае, мои коллеги-библиотекари стали со мной спорить, что такой книги у Чуковского нет, никто её не читал и не слышал про неё. Я просто опешила, так как думала, что мы все в детстве читали почти одно и то же. Ан нет. Все читали «Доктора Айболита» в стихах, а я одна – в прозе. Но я выиграла спор: такой герой – Тяни-Толкай – у Чуковского всё-таки есть, и детская память меня не подвела.
   На весенних каникулах в конце марта мама повела меня в свою библиотеку, чтобы я стала настоящей читательницей городской библиотеки. Библиотека находилась в центре города, меня записали в карточку и разрешили самой выбрать книжку в ящике с детскими книжками. Я выбрала сказку «Карлик Нос». Дома рассмотрела все картинки, они меня поразили. Книгу мама отказалась мне читать и сказала, что библиотечные книги я должна читать сама, таково правило. Жаль, конечно, ведь пропадает половина удовольствия от книги – мамино тепло и её прекрасный голос. Я принялась читать самостоятельно.
   Оказалось, что книга настолько увлекательная, что я и не заметила, как её дочитала. Потом в подробностях пересказала страшную историю про колдунью и Карлика Нос бабушке. Она всегда слушала меня с удовольствием и не перебивала вопросами, как Валя Лямина. А уж потом вечером мама перечитала книгу снова – вслух, не спеша и с выражением. Сказка оказалась немецкой, автор – Гауф, как объяснила мне мама. Так и запомнилась моя первая библиотечная книга.
   Кто же мог подумать, что в будущем мне придётся почти тридцать лет работать в разных библиотеках?
   Моя мама не получила дипломов ни среднего специального, ни высшего образования, но фактически вместе со мной она с удовольствием закончила филологический факультет университета. Всю жизнь она читала всед за мной все книги, которые я порой читала только по обязанности, а она из удовольствия.
   Помню, как меня поразил её радостный поступок: в день, когда мы узнали, что я зачислена на филологический факультет в Донецкий университет, мама отпросилась с работы, пошла в самый крупный книжный магазин и скупила там все учебники для филологического факультета, начиная с прекрасного учебника Сергея Ивановича Радцига «Древнегреческая литература» и до «Современного русского языка» Груздева, который мне не пригодился впоследствии. Мама еле дотащила эту груду учебников домой, разложила на столе и с гордостью мне их подарила. Она читала все мои учебники, как художественные романы, не стараясь запомнить, а получая удовольствие, и думаю, что приведись ей сдавать экзамены, то она с легкостью получала бы «отлично», а не как я – то «хорошо», то «удовлетворительно».
   Впрочем, мы с ней никогда не огорчались по поводу моих оценок, считая их условными. Мама верила, что я у неё особенная, талантливая, и мнение других её не волновало. Читали мы по целым вечерам, лёжа, каждая на своем диване. Обсуждали прочитанное редко, лишь порой перебрасываясь парой фраз. Наши оценки настолько совпадали, что не было нужды вдаваться в подробности.
   Я была легкомысленной и частенько не дочитывала длинные романы.
   Сознаюсь, что не дочитала до конца ничего из длинных вещей Горького, Сервантеса, кое-что из Диккенса и Золя, надеясь, что они не попадутся мне на экзамене, и не терзаясь стыдом до сего дня.
   Мама дочитывала всё не спеша и всё успевала, читала она быстро. Я отличалась от неё медленным чтением, капризной избирательностью, порой явным нежеланием принять какого-то писателя, отсюда мои пробелы и огрехи.
   После шестидесяти лет мама перестала читать совсем. Сказала,что ей стало уже неинтересно, она переключилась на телевидение и смотрела сериалы с увлечением. Со мной в этом же возрасте всё происходит ровно наоборот: я не могу смотреть ни наше, ни французское телевидение, оно меня раздражает – и читаю с каждым днём, вернее и ночью тоже, всё больше и больше – растёт бессонница, часами сижу в интернете, причём с удовольствием.
   Больно сожалею, что мама не дожила до моих собственных книг.

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
1	2	3	4	5	6	7
8	9	10	11	12	13	14
15	16	17	18	19	20	21
22	23	24	25	26	27	28
29	30