ПЕРЕЕЗД В КУНГУР

Алина Дием 06.09.17 15:53

   В мае 1948 года самая младшая дочка, Зоя Ковшевникова, закончила семилетнюю школу в Берёзовке, куда ходили каждый день из своей деревни все байкинские школьники, начиная с пятого класса. О школьном транспорте и не мечтали. Только если сильно занесёт дорогу снегом, колхоз выделял лошадёнку для школьников. А так пешочком с котомками тащились гурьбой ребятишки по десять километров в день. Не роптали, дело привычное. Учились, как могли. Зоя училась на одни пятёрки. Семилетку закончила круглой отличницей.
   На должности, связанные с материальной ответственностью, после отбытого срока за хищение социалистической собственности для Михаила Андреевича Ковшевникова был наложен запрет. Оставалось идти на сплав: в леспромхозы брали всех, работали там и ссыльно-поселенцы, и бывшие лагерники. Так наш дед попал в Кунгурскую сплавную контору. А там, разобравшись, что он грамотный и непьющий, назначили его мастером сплавного участка.
   В Байкино старый батя понимал, что совместной жизни с Настей приходит конец. Младшую внучку Зоинку надо учить в техникуме, дать ей профессию в руки. Головка у неё светлая, всё схватывает на лету, а характер небойкий, мягкий – в Мишу пошла, а не в Настю. Одну Зоинку в Кунгур посылать нельзя. Вот за внучку Лизу когда-то он не волновался, та за себя постоять могла, вот и выучилась «на фельшерицу» в самой Перми. Да только судьба у неё горькая получилась, умерла молодой. Настя всё ещё не может в себя прийти, год уж тоскует по ней, тяжко матери пережить своего ребёнка. То по сыночке Васеньке тосковала, теперь вот ещё и по дочке Лизе, горе-то какое. Но жизнь идёт дальше, надо Зоинку учить, да и Михаилу Настина поддержка нужна как никогда.
   Батя решил поговорить с невесткой. Настя выслушала свёкра, не перебивая. Обвела взглядом дом, давно ставший ей родным, обняла сгорбленного старика: «Ты-то как один останешься, батя?» Батя, видать, всё обдумал заранее: «Не один, всё-таки дочь рядом живёт, из нижнего Байкина в верхнее пять минут ходу. Что Пии делать, деток нет, муж работает, на ней только огород да две козы. Вот кажный день и будет приходить, не барыня. И так частенько тут вертится. Вот корову нашу придётся продать, мне с ней не сладить, силы уж не те. А молока в деревне хватит, Пия достанет, много ли мне надо. Не пропаду с голоду, не бойся. Мне спокойнее будет знать, что ты там присмотришь за Зоинкой да за Мишей, они без тебя пропадут в чужих людях, а я ведь дома».
   Батя всё обдумал и решение принял, это Насте было ясно. Она прошла по всему дому по-новому, словно уже прощаясь. Последние два года они жили в нём втроём – батя, она и Зоинка. Взрослые дочери жили в домах мужей в других деревнях. Дом стоял притихший, окружённый налаженной усадьбой, как крепостью. Хозяйство старое, но крепкое, строилось еще дедом Данилой в расчёте на большую семью с женатыми сыновьями. Вот почему в Байкине их все и зовут Даниловы девки – и Пию, и Настю, и всех её пятерых дочерей – из дома Данилы потому что.
   Настя любила дом – светлый, окнами на юг и запад, с солнцем не расставался.
   Просторный пятистенок, с большой горницей, с широкой кухней, где русская печь не занимала всё пространство и длинный стол умещался для семейных обедов. Да ещё выгорожены две тёплые комнаты с печурками. Тёплый дом.
   И сени, и чуланы, погреб, хлев, курятник, старая, давно пустая конюшня с сеновалом, огород, выпас, покос – целый деревенский мир. Разве город сможет заменить его? Нет, конечно. Уехать из деревни, из привычного родного мира, думаете, легко? Обижала только тяжёлая бесплатная работа в колхозе. В войну, понятно, отдавали все силы. Но до и после войны тянули жилы, не богатея, без толку. Много было несуразного в колхозной жизни, не все понимали, но многие чувствовали нехозяйское отношение.
   Михаил занялся документами, выправил паспорта. В Кунгуре сняли жильё – комнату с кухонькой в половине небольшого дома на берегу Ирени. Хорошо, что вход был отдельным. Но печь топилась плохо и грязи хватало. Настя взялась всё обихаживать, белить, мыть, утеплять на зиму. Зоинка поступила учиться в педтехникум на учительницу. Авось выучится, будет работать в байкинской школе, вернёмся домой. А там и Михаилу пенсию дадут, проживём.
   Жизнь вроде бы стала налаживаться, хотя без тревог не обходилось ни дня.
   Настя переживала за Михаила. Ему дали самый дальний участок в сплавной конторе, и на зиму он уехал туда, в татарскую деревню, жить будет на квартире среди чужих людей. Кто и как его накормит? Хватит ли ему сил прожить зиму, ведь он ещё так слаб после лагерной скудной жизни? Справится ли с рабочими, ведь среди них смирных нет, много бывших лагерников? Нормы большие, надо заставлять людей тяжело работать, на то и должность мастера получил. Да и самому с топором работать придётся, а не в конторе сидеть. Настя изнывала от тревоги.
   Михаилу в конце декабря удалось приехать в Кунгур на несколько дней с отчётом для сплавной конторы. Немного успокоил Настю, сказал, что люди на участке хорошие, работа ладится. Живёт у добрых татар, ест и «горясее», как говорит его хозяйка. Весной проведут сплав, отчитаются, и он приедет летом домой на отдых. На словах всё выходило гладко, а как на самом деле? Настя видела, что муж измучен, с ломотой в спине, но терпит, не жалуется. Доктор Андрюков посоветовал Насте делать ему парафиновые горячие компрессы на спину и поясницу, дал плитки парафиновые, научил Настю, как их растапливать, обмазывать, чтобы не навредить коже, как собирать и хранить парафин. А Настя ещё сухих трав своих, ей ведомых от матери, подмешала в парафин. Доктор Андрюков не возражал, сказал, что у Насти чутьё хорошее. Михаил немного отдохнул, отъелся, отоспался, полечил спину, вроде полегчало, с тем и отбыл на работу на дальний свой лесоучасток.

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
				1	2	3
4	5	6	7	8	9	10
11	12	13	14	15	16	17
18	19	20	21	22	23	24
25	26	27	28	29	30