ИСТОРИЯ И ГЕНЕАЛОГИЯ КУНГУРА
Вы хотите отреагировать на этот пост ? Создайте аккаунт всего в несколько кликов или войдите на форум.
Опрос

КУНГУР ЭТО

НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_lcap13%НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_rcap 13% [ 28 ]
НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_lcap35%НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_rcap 35% [ 75 ]
НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_lcap10%НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_rcap 10% [ 21 ]
НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_lcap13%НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_rcap 13% [ 29 ]
НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_lcap7%НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_rcap 7% [ 16 ]
НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_lcap13%НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_rcap 13% [ 27 ]
НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_lcap9%НОВЫЙ ЗЯТЬ I_vote_rcap 9% [ 19 ]

Всего проголосовало : 215

Галерея


НОВЫЙ ЗЯТЬ Empty
Партнёры
Free counters!
Поделиться в сетях
Март 2024
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Календарь Календарь

Малый Гостиный двор 180х120
Читайте книгу "Кунгур.
Хроники старых домов"


НОВЫЙ ЗЯТЬ

Перейти вниз

НОВЫЙ ЗЯТЬ Empty НОВЫЙ ЗЯТЬ

Сообщение  Алина Дием 07.09.17 16:36


   Мой отец – Филипп Петрович Козлихин, 15 августа 1918 года рождения, русский – родился в селе Мазаново Амурской области. Эти данные – по паспорту. В действительности, по его словам, он родился на Кубани в семье казака, белого офицера, в 1920 году. Своё происхождение он вынужден был скрывать, так как это было опасно для жизни. Разумеется, он немного рассказал о себе только после того, как познакомился с моей мамой поближе и у них возникла связь. Они познакомились на совместной работе в Кунгурской сплавной конторе в 1953 году. Он работал мастером участка, а мама – десятником. Филипп Петрович был женат, его жена жила и работала на железнодорожной станции Шумково, недалеко от Кунгура, детей у них не было.
   Зоя Ковшевникова – девятнадцатилетняя красавица, дочь мастера соседнего участка, уважаемого среди сплавщиков Михаила Андреевича, безвинно отсидевшего восемь лет.
   Инициатива знакомства исходила от Филиппа. Бабником он не слыл, но настойчиво стал ухаживать за Зоей. Он решил завести новую семью, пора иметь детей, ведь ему уже 33 года.
   С разводом возникли сложности. Жена отказалась дать развод и пригрозила разоблачением неких сведений, после которых «ему прямая дорога в тюрьму и лагеря», по его словам.
   Несмотря на несогласие родителей Зои, Филипп и Зоя стали жить вместе в гражданском браке. Ответственность за такое решение полностью лежит на моём отце. Жили они на временных квартирах на лесоучастках. В момент моего рождения в декабре 1954 года это была русская деревня Валюшино Лысьвенского района Молотовской области РСФСР.
   Отец попытался ещё раз поговорить с бывшей своей женой о разводе, сообщил ей о рождении дочери. Она была непреклонна, развод не дала, угрожала по-прежнему. Отец затягивал регистрацию ребёнка до марта 1955 года, пытаясь уговорить свою бывшую жену на развод, но не смог добиться результата. 8 марта 1955 года в селе Ново-Рождественск Лысьвенского района маме выписали свидетельство о моём рождении. После отцовых долгих и безуспешных уговоров местной власти в Новорождественском сельсовете в графе «отец» не сделали прочерк, а написали «Отчество присвоено Филиповна», то есть некий «компромиссный» вариант, вдобавок с орфографической ошибкой.
   Бабушка не верила моему отцу с первого дня их знакомства. На её прямые вопросы он давал уклончивые ответы. Или ответы были таковы, что, окажись они правдой, её дочери да и всей семье действительно угрожала опасность преследования советской властью. И мой дед, и бабушка были против брака Зои с Филиппом, как бы он ни назывался – официальным или гражданским, уговаривали свою дочь отказаться от совместной жизни с ним. Только рождение девочки, то есть моё рождение, на некоторое время смягчили противоречия.
   Итак, родилась я в фельдшерском пункте на лесоучастке в глухой деревушке с ласковым именем Валюшино. При леспромхозах создавались в то время фельдшерские пункты для первой медицинской помощи рабочим и жителям. Когда отец привёз на лошади в санях в тридцатиградусный мороз молоденькую жену в такой пункт, то там даже печка была нетоплена. Он вместе с фельдшером и санитаркой натопили печь, нагрели в чане воды, натаскали дров к печи побольше. Роды у мамы принимал пожилой фельдшер Семён Данилович и его жена-санитарка Катя. Фамилию их моя мама не запомнила. Роды были тяжёлые, начались в 8 утра, и в два часа дня фельдшер достал меня с помощью щипцов уже посиневшую, фактически мёртвую. Он взял меня за ножки и встряхнул несколько раз вниз головой прямо над мамой. Я начала дышать и запищала. Фельдшер и акушерка обрадовались. Мама рассказывала мне не раз, как санитарка Катя начала целовать ребёнка, даже ещё не вытерев его как следует и не обмыв. Она всё приговаривала, какая чудесная девочка, видимо, от пережитого потрясения от тяжёлых родов и чудесного воскрешения почти умершего младенца. Вскоре вконец обессиленная мама заснула, а меня, запелёнутую, ей подложили под бок, для тепла. Мы с мамой проспали до следующего утра, не просыпаясь. Отец всю ночь топил печь, сидел рядом. Утром, после осмотра фельдшером жены и дочки, успокоенный, вынужден был уйти на работу, а нас с мамой оставили в уже хорошо натопленном медпункте на несколько дней. Отец приезжал по вечерам, привозил кое-что из еды, носил дрова на ночь, спал на топчане поблизости от нас.
   Через четыре дня, в воскресенье, 12 декабря 1954 года, – день рождения мамы, ей исполнился 21 год. Неожиданно в фельдшерский пункт ввалился закутанный в тулуп фотограф, а с ним выборщики из сельсовета. В стране в этот день проходили выборы в Верховный Совет СССР. Маме подсунули деревянный ящичек-урну для голосования, и она проголосовала прямо на кровати, держа меня в одной руке, – вот этот момент и заснял фотограф из местной районной газеты. Так что первая наша фотография появилась в моей жизни четырёх дней от роду. Родители хранили газету, но потом мама её не нашла, вероятно, забрал отец, когда уезжал от нас. Хорошо было бы найти фото в районном архиве Лысьвы, если там сохранились газеты за 1954 год.
   Всю зиму я спала в корзине на русской печи в избе, где жили родители на съёмной квартире у деревенских хозяев. Старичок-хозяин катал пимы – валенки. Скатал крошечные серенькие валеночки и для меня, подарил их от всей души крошке-квартирантке за то, что я практически безмолвно жила на печке, не плакала и не пищала ни днём, ни ночью, никому не мешала. Вот и заработала первый подарок – за молчаливость.
   Маме повезло лишь в одном: ей, совсем слабой, пришлось бы ходить на работу всю холодную зиму, ведь отпуск по уходу за ребёнком тогда составлял всего две недели. Но мой отец прикрывал её отсутствие на работе как её непосредственный начальник и кое-что делал за неё по службе, а также разрешал ей заполнять нужные отчёты дома. Таким образом, она не уволилась, сохранила своё рабочее место и пережила тяжелую зиму более-менее благополучно. Мама кормила меня грудью, находилась при мне неотлучно в тепле – что ещё надо младенцу для спокойной жизни? Вот я и помалкивала в своей корзине на печке.
   После весеннего сплава все вернулись в Кунгур. Меня окрестили во Всехсвятской церкви. Крестил отец Борис. Воспреемницей была Валентина Архипова – моя двоюродная сестра.
   В апреле 1955 года умер батя – Андрей Данилович Ковшевников. Его дом решили перевезти из Байкино в Кунгур. Совместный труд по раскатыванию избы в Байкино позволил бабушке поближе узнать нового зятя. Она стала настойчиво расспрашивать его о прошлом. Недавняя война, два зятя – инвалиды войны. А где служил новый зять? Уклончивый ответ бабушку насторожил. Зять поведал, что служил на Закавказском южном фронте в Иране и не имеет права никому рассказывать о службе, так как давал подписку о неразглашении. От дальнейших объяснений он наотрез отказался. Ни боевых ран, ни медалей у него нет. Дед ничего не мог разъяснить о фронтах, так как сам не воевал, вкалывал на каторге – на трудовом фронте. А два других зятя-участника войны о закавказском фронте не слыхали. Так возникло первое подозрение у бабушки насчёт нового зятя, сохранившееся до самого её последнего дня.
   Только через 60 лет с появлением интернета я узнала, что действительно был такой Закавказский фронт в Иране. У СССР были стратегические интересы в этом нефтяном регионе, идущие ещё с царских времен. С целью предотвращения активного проникновения Германии в Иран в августе 1941 года СССР ввёл войска в северный Иран. Сейчас в интернете есть информация о военной операции «Согласие» и Закавказском фронте.
   Мой отец Филипп Козлихин был призван в армию из Грозного в 1939 году и служил в Закавказском военном округе до 1946 года, когда СССР вывел свои армии – 44, 45, 46 и 47-ю – из северного Ирана. Так что он не врал, что служил на Закавказском фронте во время войны.
   В августе 1955 года, несмотря на то, что рабочие руки отца были крайне необходимы для работ по перевозке избы из Байкино в Кунгур, он настоял на поездке в отпуск к своей сестре Наде в Сибирь, в Иркутскую область. Отец говорил, что Надя вырастила его и она для него стала как родная мать, поэтому он всегда мечтал показать ей своих детей. А раз я уже большая (мне девять месяцев), то он должен нас с мамой показать Наде. Никакие доводы отложить поездку на следующий год на него не подействовали. Он упрямо настоял на своём, и мягкая молодая мама подчинилась. Мы втроём уехали в Тайшет к сестре отца Наде. Она жила с пятилетней удочерённой девочкой Галей. Её муж-фронтовик скончался от ран, оставив ей свой маленький домик то ли в Тайшете, то ли на станции Суетиха под Тайшетом. Сейчас я не могу вспомнить мамин рассказ точно. У меня до сих пор сохранилась фотография той встречи. Я сижу на колене у папы, рядом тётя Надя, её приёмная дочка и моя юная мама. В поезде из Иркутска я сделала свои первые шаги. Мы с мамой позднее сочли это символичным знаком, ведь мне пришлось в жизни часто переезжать, меняя города и страны. Бабушка говорила о таких людях – «из заячьего следу напоённые».
   По приезде домой мама рассказала, что Филипп с Надей часто шептались, явно не хотели, чтобы она слышала их разговоры. Обеспокоенная бабушка вновь принялась расспрашивать зятя. На вопросы тёщи о родителях новый зять сказал, что его родителей расстреляли красные, потому что отец его был белый казачий офицер. Его, маленького, спасла и вырастила сестра Надя. Он жил под чужим именем и родился не в 1918 году, а в 1920. То, что он с юга, всем было ясно давно. Его говор резко отличался от уральского.
   Бабушка испугалась, когда всё это услышала. Принадлежность к казачьему сословию в то время могла принести лишь беду. Казаков советская власть уничтожила как сословие. Преследование семей белых продолжалось многие десятилетия. Все умалчивали о своих белых родственниках, а уж о репрессированных тем более, так что открывшиеся скупые сведения добавили тревоги в семью. Значит, надо скрывать всей семьёй прошлое моего отца. Дед защищал нового зятя, говорил, что в лагере был знаком с казаками, уважал их и считал очень трудолюбивыми, порядочными людьми. К счастью, в то время успешно шёл новый фильм «Кубанские казаки». Отец водил маму на него во все клубы по нескольку раз, говорил, что фильм снимали недалеко от его родных мест, вытирал слёзы украдкой, когда смотрел на кубанские просторы. Маме киношная Кубань очень нравилась.
   Бабушка смирилась, хотя и была настороже. Дом перевезли из деревни в город, построили на улице Крестьянской и зажили все вместе. Дед вышел на пенсию. Мама с папой продолжали работать вместе в сплавной конторе, уезжали в долгие командировки на лесоучастки. Я росла с бабушкой и дедушкой в Кунгуре. И тут донеслись до уральских мест отголоски двадцатого съезда коммунистической партии. Заговорили о напрасно репрессированных, о возвратившихся из лагерей и ссылок, о восстановлении доброго имени. Отец всколыхнулся, затвердил, что хотел бы вернуться на родину, найти кровных родственников, добиться правды о родителях.
   Мой дед и бабушка были категорически против «поиска правды», предупреждали об опасности, высказывали недоверие к власти. Бабушка боялась, что «поиски правды» могли добром не кончиться и тогда пострадает вся семья. Отец упрямо стоял на своём. Упрямства казакам, видимо, не занимать – наследственная черта. Досталась она и мне.
   Отец решил уехать на юг с мамой и мной. Дед с бабушкой восстали. «Если хочешь, поезжай один, а девочек не губи». Бабушка, увидев новый отцов чемодан, спрятала моё свидетельство о рождении. Отец, недолго думая, ринулся в новорождественский сельсовет за дубликатом, но его отправили ни с чем. Тогда он добыл подкупом новое свидетельство о моём рождении в Лысьве, районном городе, и заявил дома, размахивая им, что увезёт нас. Кстати, по этому второму свидетельству-дубликату я и живу, а место рождения в нём неточное – город Лысьва, в котором я не была ни разу в жизни. Повторилась ситуация со свидетельством о рождении моего отца, по которому он жил и утверждал, что никогда не был на Дальнем Востоке в Амурской области. И это ещё одно доказательство презрения моего отца к советским документам как к бумажкам, которые можно купить, и они ничего не значат для него. Моё подлинное свидетельство о рождении нашлось в бабушкином комоде через двадцать лет, уже в 1978 году, когда продавали наш дом в Кунгуре. К тому времени у меня уже был паспорт с местом рождения – город Лысьва. Подлинник мне выслал мой кузен Виталий Архипов в 2000 году, и сейчас передо мной оба документа – свидетельства семейных распрей, борьбы за внучку в 1958 году.
Алина Дием
Алина Дием
Русская поэтесса
Русская поэтесса

Сообщения : 91
Очки : 200
Репутация : 1
Дата регистрации : 2017-08-28
Возраст : 69
Откуда : из Пермского края

Вернуться к началу Перейти вниз

Вернуться к началу

- Похожие темы

 
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения